Через дворы можно

Автор статьи Кононов Алексей

Автор неизвестен

ЧЕРЕЗ ДВОРЫ МОЖНО

Если идти из школы домой коротким путём, это заняло бы минут семь, но я не ищу лёгких путей, я иду в 20-минутный обход. На самом деле я боюсь идти через чужие дворы, потому что меня там непременно побьют. Но сегодня мы возвращались с Никитой, и я решил перебороть страх, чтобы не выглядеть трусом перед товарищем. И мы пошли напрямик. Ну и зря. Это было глупо. Пятеро парней окружили нас, стали издеваться над Никитой, потому что первый раз его здесь видели, закинули на дерево его шапку, потом отобрали у нас деньги, после чего ткнули меня лицом в обоссанный собаками сугроб. В те дворы мы больше ни ногой.

Не велика потеря – шапка. Школа тоже сплошной стресс. Причём начинается он прямо за ограждением – в любой момент в лицо может прилететь снежок или кто-то сзади даст по ногам. Вчера Быков толкнул меня с горки, и я покатился кубарем прямо к ногам первоклашек, которые долго надо мной смеялись. А на прошлой неделе кто-то неожиданно дал мне оплеуху прямо в тамбуре школы. Я так и не понял кто, и эта неопределённость нервировала. Может тот же Быков, может кто-то из старшеклассников, Козлов или второгодник Алиев. Да кто угодно это мог сделать – я же постоять за себя не могу. С тех пор я захожу в тамбур только с толпой. И вообще, веду себя предельно осторожно и максимально скромно.

Итак, я вполне осознанно смирился с образом школьного лоха. Чтобы прекратить издевательства, мне нужно было это сделать сразу, ещё в первом классе. Дать отпор вовремя, обозначить, что шутки со мной могут обернуться трудностями, сопротивлением и связываться со мной было бы неинтересно. А я тогда этого не понимал. Ещё не повезло с окружением, у меня в компании не оказалось друзей с характером, подающих пример. С тех пор наша компания пребывает в статусе чмырей уже 9-й год. Уже поздно что-то менять. Да, теоретически я могу взбунтоваться и дать отпор. Пусть даже ценой разбитого лица. Но боюсь, это лишь привлечёт ко мне повышенное внимание и моё положение станет ещё хуже. Осталось уже совсем немного – и я покину эту ужасную школу. А там – Москва. И все эти ублюдки будут мне завидовать. У них одна судьба – сторчаться в Мухосранске. Эта перспектива меня греет все эти годы. Дело в том, что мой отец – известный чиновник в Москве. Но я был рождён вне брака. Мать была его любовницей. Но папа нам щедро помогает. Квартира в элитном доме, крутая тачка, дачный дом, поездки за границу. И самое главное – отец обещал меня хорошо устроить в Москве. То есть, моё безбедное будущее было предопределено. Нужно только дотерпеть, доучиться. А учился я плохо. А мне и незачем.

Когда-то давно я оказался в кругу старшеклассников, и они играли мной в «сифу». Они пинали меня ногами по жопе, а я пытался увернуться. Если кто-то попадал мимо, по животу или спине, то он считался заражённым «сифой». Я переходил к нему, он меня раскручивал и пускал по кругу. И когда я пытался удержать равновесие, остальные пинали меня по заднице, пока кто-то не промахнётся. Так у меня появилась кличка.
– Сифа, тебя вызывает училка по русскому, – крикнул Козлов из 10-го «В».
Услышав за спиной смех, я пытался понять, в чём подвох и зачем я понадобился училке. Когда я зашёл в пустой класс, то увидел расставленные на партах стулья. Училки не было. Потом я заметил в дальнем углу второгодника Алиева и моё сердце ушло в пятки. Он сидел на подоконнике, задрав ноги на батарею и курил в приоткрытое окно.
– Заходи, Сифа. Бери ведро, тряпку, натирай полы. – Он щелчком выкинул окурок, набрал в рот соплей и выдавил длинную слюну на пол.
Я подчинился. Что тут сложного? Быстро отстреляюсь и пойду домой. Алиев пристально на меня смотрел и был расстроен. Интересно, чем он провинился в этот раз, что его заставили мыть полы. Понимая, что я не стану задавать вопросы, он сам начал разговор:
– Ох бляяяя. Ну и сука эта Шмель (Шмелёва – учитель русского). Говорю, отец бухает, денег не даёт, а она: «тогда будешь мыть полы», – он пренебрежительно передразнил её голос, – «все скинулись, а ты будешь отрабатывать», бю-бю-бю-бю-бю, бля.
Он снова сплюнул на пол, замолчал на минуту, потом продолжил:
– У вас в классе тоже скидываются на это ебучее покрытие для спортплощадки?
– Да, с нас по 1000 рублей собрали.
– Ну, сука Шмель. Какой смысл мыть полы, если есть уборщица? Это она мне назло. Целую неделю придётся смотреть, как ты моешь, ну пи-здец. Сифа, здесь подотри.
– Неделю? – от неожиданности я выдал своё недоумение, о чём тут же пожалел.
– Ты чё, бля, хочешь с двумя фингалами ходить? Хочешь? Нет, ты можешь откупиться! Завтра подойдёшь к Кошкиной и признаешься ей, что каждый день на неё дрочишь. Идёт? Зато полы не будешь мыть. А?
Конечно же я не согласился. На Кошкину я и правда того… этого. Она у нас в классе первая красавица, но ни с кем не мутила и была недоступной. Эх, как я о ней мечтаю! Фантазирую, что однажды подкачу к ней на собственной тачке с водителем и заберу в Москву. Скоро всё у меня будет, только нужно дотерпеть. На второй день я снова мыл пол, а Алиев так же сидел на подоконнике. За дверью послышались шаги:
– Сифа, быстро схоронись в шкафу, Шмель идёт.
– Не поняла, Алиев, ты почему сидишь на подоконнике? – встала в дверях училка.
– Отдыхаю. Вон, я уже пол класса помыл.
Когда Шмель ушла, я вылез из шкафа и продолжил своё дело.
– Молодец Сифа, что согласился быть моим рабом. За это тебя целую неделю никто не тронет.

И правда, на следующий день, когда я выбежал из класса, чтобы подобрать свою тетрадь, которую Митрофанов выбросил из окна, мне на встречу попался Алиев:
– Куда побежал?
– Тетрадь в окно выбросили.
– Щас. Жди тут.
Через минуту из класса выбежал Митрофанов и помчался на улицу за моей тетрадью. Больше надо мной никто не шутил. После уроков мы с Алиевым снова встретились в кабинете «русского»:
– Ох, бля, как же всё заебало. Надо было после девятого сваливать из школы, — Алиев разлёгся на подоконнике и включил дисплей мобильника. – А тебе на хрена заканчивать 11 классов, Сифа? Ладно бы ты учился хорошо, может человеком бы стал, а так… Был чмом, так и останешься чмом по жизни.
Тут я не выдержал и выдал свою тайну про отца. Алиев ржал непрерывно минут пять, не поверив в мои сказки, а я спокойно продолжал мыть пол. Потом он притих и спросил:
– Чё, на самом деле? Будешь шишкой в Москве?
– Да. Поэтому я спокойно реагирую на все эти издевательства. Всё равно уеду и сделаю карьеру.
– Охуеть, если это так. – Он поднялся с подоконника, приоткрыл окно и закурил.
На следующий день Алиев был на редкость задумчивым. Всё время, пока я тёр тряпкой пол, он пристально на меня смотрел, положив голову на колени.
– Слушай, Сифа. Хочешь, чтобы в школе тебя никто не трогал? И за пределами школы? Чтобы вообще тебя никто не посмел трогать? Хочешь?
Я выжал из тряпки воду и кивнул головой.
– Я стану твоим наёмником. Буду тебя охранять и давать всем пизды. А ты возьмёшь потом меня к себе в Москву работать. Телохранителем или водителем. Давай?
Я согласился.

В тамбуре школы я наткнулся на Козлова. Я зажмурил глаза в ожидании оплеухи. Но ничего не произошло. В гардеробе тоже ничего не случилось. И в коридоре меня никто не толкал. В классе даже расступились, чтобы я прошёл к парте. Договор с Алиевым работал даже без его участия. В последний день отработки Алиев спросил меня:
– У тебя ещё есть нерешённые проблемы?
– Ммм… Да, в соседних дворах есть пацаны, которые меня постоянно бьют.
– Сегодня можешь смело идти через дворы. Ладно, мне пора, до завтра, Сифа. Спасибо, что мыл за меня полы.
Я позвал Никиту к себе домой, поиграть на приставке, но он упирался и никак не хотел идти через те дворы. Но я был убедителен в своей уверенности. Мы дошли до того места, где всё это время висела на дереве его шапка. Я стал думать, как её от туда снять, потом мы услышали чей-то свист:
– Эй, пиздюки, стоять нах! – из подъезда вышли местные пацаны и окружили нас. – Карманы выворачиваем.
Откуда-то сзади подлетел Алиев и одним ударом повалил сразу двоих на снег, остальные трое бросились бежать. Лежащие смотрели на нас недоумёнными глазами.
– Чё от них хотели, пидоры? – Алиев зачерпнул ботинком снег и швырнул одному из них в лицо.
– Али, ты чё? Мы просто мимо проходили.
– Тебе от них что-то надо? – Алиев повернулся ко мне, давая понять лежащим, кто здесь главный.
– Пусть шапку вернут, – я ткнул пальцем в дерево.

И мне стало жаль потерянного времени. С этим Алиевым можно было столько всего сделать! За год до окончания я впервые полюбил школу. Наконец-то я надел дорогие кроссовки, не боясь, что их отнимут. Со мной стали здороваться за руку! Безопасность придавала уверенности, и я стал смотреть на Кошкину уже другим взглядом. Взглядом надежды. Моя репутация немного улучшилась, у меня водилось баблишко и был секретный козырь – карьера чиновника. И только я начал обдумывать подходы к Кошкиной, как она попала в беду. На одной из вписок Кошкина чем-то обдолбалась и попала на видео в полной отключке, с обосранными джинсами и чьим-то половым органом во рту. И репутация целомудренной красавицы в один миг рухнула, пробив дно. Зашкваренная девушка потеряла всё – зависть сверстниц и влечение парней. Её родители, боясь позора, перестали являться в школу, подруги держались на дистанции, опасаясь подхватить от неё зашквар. Кошкину бросили все, она осталась одна и собралась переводиться в другую школу. Какие-то ублюдки споили и надругались над моей Кошкиной, отобрав мечту, важнейший элемент моего плана на жизнь. Неужели с ней всё кончено? Я понимал всё что она чувствует, я сам когда-то был таким. Мне было её очень жаль и при этом меня одолевала обида. Кто-то надругался над моей мечтой, то есть, надо мной.

Я подошёл к Кошкиной в гардеробе. Она чистила истоптанный кем-то пуховик и плакала.
– Привет. Тебе помочь?
– Нет, отвали.
– Хочешь, я тебя провожу до дома?
Она не ответила и продолжала одним рукавом отряхивать пуховик, другим вытирать слёзы.
– Лена, давай сходим в парк, погуляем? – настойчиво продолжал я.
– Как только ты узнал что я шлюха, сразу решил подкатить ко мне?
– Ты не шлюха. Я знаю. Это всё было подстроено. Хочешь, я всё исправлю?
– Как? Как это можно исправить? Уйди, урод…
Вечером я встретился с Алиевым.
– Мне нужна помощь.
– Давай, рассказывай.
– Нужно наказать тех ублюдков, которые надругались над Кошкиной.
– Ты чё, еблан? Нахуя тебе помогать этой шлюхе?
– Она не шлюха.
– Дебил, она зависала на вписках! Она бухала и брала в рот! Просто однажды это попало на видео. Ты чё, хочешь с ней замутить после всего этого? Ну нахуй, я не буду за неё впрягаться. Ты давай определись, если будешь с ней тусить, то наш договор расторгнут, я терять авторитет из-за шлюхи не хочу.
– …Но ты хотя бы знаешь, кто это сделал?
– Чмошник ты, Сифа. Ну и иди на хуй. Это Прохор из 24 школы. Гудбай, чмошник.

Прохоров шёл впереди, переключая треки в телефоне. Я долго собирался духом, наконец пересилил страх и поравнялся с ним, слегка толкнув плечом. Мы остановились у торца его дома.
– Это ты снял видео с Кошкиной?
– Ты кто? Чё те надо?
– Я её друг. По-хорошему прошу, извинись перед ней. Запиши на видео, что это была постановка.
– Давай я лучше тебе пиздюлей навешаю?
– Извинись на видео… Пожалуйста.
– Па-зя-зю-зя, ахахаахахаах, а если не извинюсь, то что?
Я затупил. Просто стоял и молчал, тяжело дыша. Он придвинулся ко мне вплотную и толкнул меня грудью, потом ещё раз и ещё, пока я не упал, запнувшись об ограждение. Он схватил меня за шарф, приподнял от земли и вмазал мне прямо в нос. Потекла кровь.
Вдруг из-за торца выбежал Алиев и с ноги въехал Прохору в спину, тот упал головой на ограждение и выбил передний зуб. Алиев дождался, когда тот поднимется и правой рукой ударил в левый глаз.

Перед началом урока истории в классе было шумно, пока не вошёл я. Глядя на мой опухший нос, все притихли, а потом начали смеяться и шептаться. Кошкина сидела безучастно, глядя в окно. Я включил проектор, вставил флешку, закрыл шторкой ближайшее окно. В классе наступила полная тишина. На экране появилась измазанная кровью физиономия Прохорова.
– Я, хм… Я хочу извиниться перед Кошкиной… Ммм… Мы, короче, это… Она не пила водку, и мы с Сидором подливали ей водяру в джин-тоник. Ну, короче, она вырубилась и её уложили спать в комнату. Когда все разошлись, мы с Сидором решили над ней подшутить. Сначала измазали ей джинсы, – Прохор сплюнул кровь сквозь промежуток в зубах и вытер рот своей шапкой, – Потом, короче, нам стало весело, мы бухие, всё-такое, потом, короче… Сидор сказал, давай снимем как будто она сосёт, я короче, не хотел, но потом он меня уломал. И я снял на телефон как он суёт ей в рот. Вот, короче. Извини, Кошкина.
Камера мобильника повернулась ко мне, я вытер тыльной стороной ладони кровь под носом и изображение исчезло. Класс замер. Кто-то в заднем ряду зааплодировал, его подхватили остальные. Кошкина смотрела на меня глазами полными слёз.

В том видео не всё было правдой, Кошкина реально обосралась, но это была лишняя информация и её репутация была восстановлена. У меня всё сложилось хорошо, хотя не так, как планировал – чиновником я не стал. Выяснилось, что отец специально не признавал своё отцовство, чтобы у него был близкий человек, на которого можно было оформить левый бизнес. Тем не менее, у меня и правда было до хрена денег. А Алиев… Его закрыли на семь лет за какой-то разбой. Когда он откинулся из зоны, то у ворот его поджидал серебристый SVR. Из него вышел загорелый мужик:
– Алиев! Нам пора работать!
– Сифа? Это ты? Охуеть!
Мы крепко обнялись. Из пассажирской двери показалась женщина в чёрных очках.
– Это Кошкина? Ну ты даёшь!
– У тебя права есть?
– С собой нет.
– Похуй, садись за руль. Едем в Москву.
– И какое у тебя отчество?
– Николаевич.
– Как поедем, Сифа Николаевич?
— Прямо.